Дичь для товарищей по охоте

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА К ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ 

Савва Морозов ворвался в мою жизнь стремительно, как и полагается человеку с его характером… 
- Темой вашей диссертации, Натали, будет... - мой научный руководитель, проректор по науке Московского государственного историко-архивного института, харизматичный профессор Николай Петрович Ерошкин почему-то задумчиво обвел взглядом висевшие на стенах кабинета портреты классиков марксизма-ленинизма… 
Стараясь скрыть волнение, выбор научного пути, как минимум, на ближайшие три года – дело нешуточное, я посмотрела вслед за ним, но, натолкнувшись на безразличный ко всему, кроме экономической теории коммунизма, взгляд Карла Маркса, отвела глаза. 
-Давайте-ка возьмем Московское городское самоуправление, - продолжил профессор, хитро улыбнувшись сначала Марксу, а потом мне. - Знаете ли, Москва купеческая... Такая тема! Вы же у нас дореволюционник. Вот вам и карты в руки. Три года аспирантуры... – по его лицу скользнула улыбка. - Вы еще будете вспоминать это время, как самое счастливое... 
«Что ж, - усмехнулась я, уже выходя из кабинета, - Карл Маркс подсказал неплохой выбор». 
- Кстати, Натали, - услышала я вслед и обернулась, - среди гласных Городской Думы был один человек... Хотел бы, чтобы вы с ним познакомились поближе. Кажется мне, из вашей встречи может получиться отличный… роман... 
Важно поправив очки с простыми стеклами – необходимый атрибут аспирантки в двадцать один год - я попыталась уточнить фамилию будущего героя своего романа. 
- А вот этого я вам не скажу, - расплылся в улыбке Николай Петрович. – История, голубушка, - штука тонкая. Надо, чтобы он сам вас заметил. Только тогда и сложится... 
Три последующих, и вправду, счастливых года я прожила в Москве начала двадцатого века, куда была перенесена машиной времени под названием историческое исследование. 
Исторические источники и литература… За этими словами скрывались не только сухие отчеты и протоколы заседаний Думы, газетные статьи и мемуары, но письма и дневники, с пожелтевших страниц которых выплескивались чувства, мысли, переживания и страсти, бушевавшие в сердцах людей, имена которых мы помним до сих пор: А. Бахрушин, С. Мамонтов, В. Пржевальский, Н. Гучков, С. Морозов, В.Голицын. Изучая их непростые судьбы, я всякий раз буквально спотыкалась о нестыковки и разночтения, связанные с жизнью одного из них - Саввы Тимофеевича Морозова, который с хитрым прищуром смотрел на меня с фотографии. 
Через три года диссертация была защищена, но тема Саввы Морозова не отпускала. Осталось много вопросов, ответы на которые тогда так и не были найдены. Они касались не только самого С.Морозова, но и многих окружавших его людей. 
Например, как могла мать Саввы - Мария Федоровна, давшая прекрасное образование детям, по утверждению одного из советских писателей, не интересоваться печатным словом, не посещать театры и музеи, не пользоваться электричеством, из боязни простуды не мыться, предпочитая обтираться одеколоном? А как же найденные в архиве фотографии погруженной в чтение Марии Федоровны и электрический светильник рядом? И как же письмо гувернера младших Морозовых, в котором тот упоминает, что во время поездки в Берлин Мария Федоровна настояла на посещении Дрездена, чтобы показать детям знаменитую галерею? Да и сам Савва Морозов рассказывал Исааку Левитану, кстати, несколько лет с разрешения Марии Федоровны прожившему во флигеле ее дома, что именно она привила детям любовь к прекрасному, регулярно посещая с ними Императорский Большой и Малый театры и симфонические концерты в Москве и Петербурге. Возможно, именно тогда в душе Саввы поселилась любовь к театру, благодаря которой Россия имеет ныне жемчужину культуры - Московский художественный театр. 
Чем больше я занималась темой, тем больше понимала - история Саввы Морозова - очередная фальсификация советской историографии. Но зачем? Почему даже его внук, в книге "Дед умер молодым" представил Савву как безвольного, мечущегося человека, но в то же время почти революционером и другом Баумана, зачем вслед за Горьким утверждал, что Савва лично брил бороду попу Гапону 9 января 1905 года, чтобы помочь скрыться тому от царских ищеек? А как же телеграмма Горького от 9 января 1905 года, адресованная Екатерине Пешковой: «Послезавтра, т.е. 11-го, я должен буду съездить в Ригу - опасно больна мой друг Мария Федоровна - перитонит. Это грозит смертью, как телеграфируют доктор и Савва»? Значит, 9 января С.Морозов был в Риге? Об этом же свидетельствует и сама Андреева, утверждая, что в эти январские дни Морозов неотлучно находился у ее постели? 
Но самая большая тайна – обстоятельства смерти Саввы Морозова в мае 1905 года в Каннах… 
Помню теплый майский день, когда у входа в Историко-архивный институт ждала... Савву Тимофеевича Морозова. Нет, не того Савву, а его внука – писателя, автора книги "Дед умер молодым". О встрече, по моей просьбе, договорился Николай Петрович Ерошкин. Уже около тридцати минут я стояла у входа в институт на Никольской улице, с волнением вглядываясь в лица проходящих мужчин и пытаясь угадать, кто из них внук Саввы. Наконец, увидела ... Широкое лицо с узкими губами, жесткий взгляд удлиненных глаз... Похож… Я смотрела и чувствовала, как негодование, охватившее меня после чтения некоторых страниц его книги, уходит, и на его место приходит радость от присутствия рядом ЕГО внука. 
Савва Тимофеевич-младший выглядел усталым и оказался замкнутым и настороженным. 
«Наверное, таким и должен быть - наследник экспроприированного многомиллионного состояния, которому позволили выжить», - подумала я тогда. 
Мы проговорили менее часа в кабинете Николая Петровича. 
«Поймите, - задумчиво глядя куда-то поверх наших голов, сказал гость. - Правда - не всегда привилегия потомков известных людей. Смею ли я, внук Саввы Тимофеевича и Зинаиды Григорьевны, описывать страсть деда к этой актрисе… Андреевой? Могли ли мы, Морозовы, в наше время, говорить о том, что Савва Тимофеевич отказал в помощи большевикам, оставив незадолго до этого Марии Андреевой страховой полис на предъявителя? В 1921 году они расстреляли моего отца, сына Саввы Тимофеевича... Вряд ли после этого кто-то из нас испытывал желание разбираться в причинах смерти деда. Да и вам не советую. Темное дело, - провел ладонью по седым волосам и, поднявшись с места, торжественно закончил: 
- А о себе могу сказать коротко. Я - советский писатель! Советский! И в этом - моя правда. 
После его ухода я молча достала из портфеля рукопись статьи о Савве Морозове и положила перед Ерошкиным. 
- Умница! – прочитав статью, сказал он и откинулся на спинку кресла.- Будете публиковать? 
- Конечно! - уверенно заявила я. - Как вы думаете, куда лучше предложить? 
- Попробуйте в «Вопросы истории». И не раздумывайте. Несите прямо сегодня... 
…Статью в журнале приняли прекрасно. Читали и перечитывали, говорили хорошие слова и, наконец,… 
-Вы проделали огромную работу, Наталия Юрьевна, - уважительное обращение по имени и отчеству было приятно, но насторожило. - Но, поймите, невозможно публиковать материал, в котором вы прямо или косвенно обвиняете Красина, Андрееву и Горького в убийстве Морозова. Это же люди из касты неприкасаемых! – редактор одобрительно усмехнулся, заметив, удивление на моем лице, говорившее о том, что я поняла… значение слов. 
- Но вы-то хоть понимаете, что все это правда? – именно сейчас нуждаясь в поддержке, спросила я и прищурилась от внезапной рези в глазах. 
- Я? - редактор сочувственно посмотрел на меня. - Да... - покачал головой. - Не грустите. У вас еще вся жизнь впереди. Может, когда-нибудь у вас появится возможность рассказать обо всем. Всем... 
...Смеркалось. Я «голосовала» у дороги. Зеленый огонек такси вывел меня из оцепенения. 
- Куда едем, девушка? - приоткрыв окно, поинтересовался пожилой водитель. 
- На кладбище! - буркнула я и, не дожидаясь согласия, уселась на заднее сиденье. 
- Не рановато ли? – посмотрел он в зеркало заднего вида. 
- В самый раз, - решительно ответила я... 
Когда мы подъехали, Рогожское старообрядческое кладбище уже закрывалось. - 
- Опоздала, - сообщил сторож у входа. 
- Пустите меня... пожалуйста… очень надо… сегодня… - голосом бедной родственницы попросила я. Жалобный голос и изможденный вид сработали. 
- К кому идешь? 
-К Морозову. 
-Савве Тимофеевичу? 
-Савве Тимофеевичу. 
-Он в это время,- сторож посмотрел на часы,- посетителей не ждет. 
-Меня - ждет! – выпалила я. – Точно ждет! 
-Хм... - сторож покачал головой и открыл калитку. - Проходи. Только ненадолго. И смотри, коли не ждет! – услышала уже вслед. - Он мужчина суровый... 
Я почти бежала. Справа каркнула ворона. За ней - другая. Недовольно и зловеще. 
«Все как и должно быть вечером на кладбище», - почти удовлетворенно отметила я. 
Слева, наконец, появился большой крест белого мрамора. 
«Успела», - прислонилась к ограде и, прикрыв глаза, замерла... 
…Перед уходом, тихо сказала вслух: 
- Сколько бы лет ни прошло, я расскажу о тебе правду. Всем. Обещаю. 
И в этот момент услышала хлопанье крыльев. Белоснежный голубь опустился на могильный крест и, наклоняя головку то вправо, то влево, внимательно разглядывал меня черными глазами-бусинками… 
…Поздно вечером в квартире раздался телефонный звонок. Голос Ерошкина был едва слышен сквозь шум помех. 
- Что в редакции? Отказали? 
- Отказали. 
- Я так и думал. 
- Вы знали?! 
- Конечно, знал. 
- Почему не остановили меня? 
- Проверка на прочность необходима. Особенно историкам. Рукопись в мусорном ведре? – засмеялся Ерошкин. 
- Что-о-о?! 
- Понял. Так что дальше? Что вы решили? 
- Была на могиле Саввы…И поклялась, что напишу о нем правду. Напишу. А вы меня знаете. Я свое слово держу. 
- Что ж... - голос Учителя дрогнул. - Я рад, девочка, что в тебе не ошибся, - перешел он на "ты". - И верю - у тебя все получится. А в тот день, когда будешь держать в руках написанную тобой книгу о Савве, - помолчал, - вспомни обо мне. Ведь это благодаря мне он стал... героем твоего романа. 
... Шли годы. Застой, пятилетка пышных похорон, перестройка и гласность, путч, победа над коммунизмом, ваучерная приватизация, снова путч и снова победа… над самими собой, дефолт и снова медленное возрождение страны, измученной социальными экспериментами. И все это время - медленная, кропотливая работа по сбору материалов для книги, проверка версий и разочарование от тупиков. Персонажи книги уже говорили и действовали, порой, стыдливо замолкали и прятались, иногда пытались оправдаться и объясниться… но, главное, они ожили: 
«Зеркало разбилось…» - испуганный голос Тимофея Саввича. 
«Теперь это аллея будет носить ваше имя…» - голос Саввы и неторопливое цоканье копыт двух лошадей, идущих бок о бок. 
«Вовремя человека пожалеть – хорошо бывает…» - слезливый басок Горького. 
«Чертов поганец Парвус прогулял в Италии мои гонорары» - тоже Горький, но уже недовольный. 
«Купчишка!...» - это Книппер. 
«Актерка? Я вам покажу актерка!» - истерика у Марии Федоровны. 
«Очень прошу, не пиши ничего плохого про Машу», – слова, сказанные хрипловатым голосом Саввы… Уже - мне… 
В бывшее имение Саввы Морозова в Архангельском по Каширскому шоссе я попала почти случайно. Отдыхала в санатории «Бор». Это рядом. Прогуливалась по аллее, которую, как мне сказали старожилы «почему-то называют аллеей Марии Андреевой», подошла к особняку, в котором начинали вести ремонтные работы, восстанавливая для нужд правительства. Села на скамейку и вдруг… около меня опустился белый голубь. Внимательно смотрел черными бусинками глаз… 
Вернулась домой и снова засела за работу, описывая последний месяц жизни Саввы… 
Итак, семья Морозовых в мае 1905 года переехала из Виши в Канны и остановилась в гостинице «Ройял», которая находилась на улице... И снова вопрос… В каком месте в Каннах находится или находился отель, в котором был убит Морозов? В мемуарной литературе точной информации не было. Ведущий телеканала "Культура" привычно сообщая обкатанную версию биографии Морозова, сообщил в одной из передач: "Морозов, будучи человеком с больной психикой, застрелился в городе Канны в "Ройял-отеле" на улице Рю де Миди". 
Запрашиваю своих французских коллег и друзей. Проверяют. Нет и никогда не было в Каннах такой улицы. А вот «Ройал-отелей» в прошлом веке в Каннах было несколько. Найти тот самый не удалось. Лечу в Канны сама. Посадка в Ницце. Недолгая поездка на машине и вот… Канны. Самый известный курортный городок на французской Ривьере. Впрочем, если убрать Международный Каннский Кинофестиваль останутся только море, пляжи, пальмы, туристы и яхты... 
Начинаю по списку составленному французскими коллегами искать ту самую гостиницу. Вот - бывший "Ройял-отель", но построен в 1910. Это - нынешний "Ройял-отель", однако построен еще позже. Пытаюсь договориться с муниципальным архивом. Телефонные переговоры не дают результата. Русского исследователя допускать в городской архив не хотят. Помог, как всегда, случай. А вернее - Моцарт. На концерте знакомлюсь с неким Томасом Грэхэмом, который вызвался мне помочь, узнав, что я не просто родилась в Лондоне, но даже в том же родильном доме, что и он – в Кенсингтоне. Брат по родильному дому. А в муниципальном архиве у него знакомая… И вот уже через пару дней у меня в руках небольшая пожелтевшая фотография-открытка, на которой «Ройял-отель», существовавший в Каннах в 1905 году! На всякий случай переснимаю и увеличиваю изображение на компьютере. Между третьим и четвертым этажами ясно видна вывеска – название отеля! Теперь я знала точно - отель находился на пересечении бульвара Круазет и улицы Коммандантэ Андрэ. Еду туда. И получаю еще одно доказательство: в реконструированном здании сейчас находятся апартаменты под названием "Вилла Ройял"! 
Итак, отель найден. Теперь – почти невыполнимая задача – попытаться разыскать родственников тех, кто работал в гостинице почти сто лет тому назад. Воспоминание о таком событии, как убийство русского миллионера могло передаваться из уст в уста. День сменяет день… И вот листаю с трудом обнаруженные списки лиц, работавших тогда вгостинице. Жак Ориоль. Консьерж. Работал в в 1905 году. Всю жизнь прожил в Каннах. А родственники? 
« Мадам Натали, это очень сложно, впрочем, обратитесь к мсье... возможно он...». Мсье не вполне соответствовал образу французского мужчины героя-любовника, стереотипом забитого в голову французскими кинофильмами. На встрече, окутывая себя сигаретным дымом, очевидно, чтобы скрыть одутловатость лица, хрипло спросил: « А он кто вам, этот мсье Мо-ро-зов?» Я немного растерялась. Как объяснить, кто мне «этот Мо-ро-зов»? Пришлось начать с общего. 
Задаю вопрос: «Мсье...Позвольте спросить, знаете ли вы, что такое - любовь?» 
Тело мсье с любезными словами про мои зеленые глаза предприняло попытку освободиться из плена плотно обнимавшего его кресла, вероятно, чтобы сделать изящный поклон и поцеловать мне руку. Пришлось разъяснять, что я имела в виду «любовь с большой буквы», ради которой люди готовы на подвиг, отчаянный поступок, в том числе, даже самопожертвование...» Показалось, что мсье немного расстроился, но, выслушав рассказ о любви Морозова, в конце повествования настолько проникся сочувствием, что даже прослезился. Через три дня внучка Жака Ориоля, госпожа Луиза Ориоль сидела передо мной в холле отеля и рассказывала со слов покойного деда об убийстве русского миллионера в далеком 1905 году. 
- Убит? Почему ваш дед считал, что Морозов убит?- на всякий случай уточняю я. 
- В тот день, а может, за день до случившегося, в отеле к дедушке подошел мужчина. Дедушка хорошо его запомнил. Элегантный, ухоженный, рыжеволосый, с аккуратной бородкой. Оставил для этого русского конверт. Дед передал конверт постояльцу и обратил внимание - тот вскрыл конверт при нем – на записку. В ней был только знак вопроса. И все. А гость, теперь я понимаю, что это был мсье Морозов, ее разорвал, взял на стойке лист бумаги, нарисовал жирный восклицательный знак и отдал дедушке, чтобы тот передал ответ тому, кто будет спрашивать… Тот человек пришел, посмотрел на восклицательный знак и попросил передать русскому на словах, что ему очень жаль… Дед всем говорил, что постояльца убили. Но хозяевам не была нужна широкая огласка, а полиции расследование. Поэтому версия самоубийства устроила всех. Вспоминая об этой истории, дед все время повторял одну фразу: «Они такие странные, эти русские…» 
Что было потом я уже знала. Тело перевезли в Москву и похоронили на Рогожском кладбище. Самоубийц на кладбище не хоронят… Даже очень богатых… Гроб с телом несли от вокзала на руках. На похороны пришло более пятнадцати тысяч человек, в том числе, вся труппа МХТ. Не было Марии Андреевой… В этот день ей нездоровилось… 
Работа над книгой была закончена и рукопись передана в издательство. Приближался юбилей Саввы Морозова. 140-лет со дня рождения. А я все никак не могла успокоиться и стала снимать документальный фильм о нем. В ходе съемок очутилась под Орехово-Зуево, у храма Рождества Богородицы. Почти девяносто лет в нем хранилась икона Саввы Стратилата, написанная на деньги, собранные рабочими и служащими Никольской мануфактуры г.Орехово-Зуево в память о своем «незабвенном директоре». Икону украли из храма в середине 90-х годов после того, как показали в одной из телепередач. 
Получив на то благословение Епископа Филлипольского Владыки Нифона, заказала список иконы по имевшейся у меня фотографии из архива и уже через несколько месяцев счастливая стояла перед настоятелем храма… 
Высокий худой священник, выслушав, вдруг вскинул руку, указывая на меня пальцем: «Это ты украла икону! Такие как ты! Ненавижу! Журналюги проклятые! Украла икону, а теперь грехи замолить хочешь?!»… 
Его указательный палец вонзился мне прямо в сердце… 
Прекрасная икона в резном деревянном кивоте осталась у меня в доме… 
Спустя пару лет, я снова оказалась в Каннах, где рассказала историю про икону настоятелю русского православного храма, что на улице Александра III, Архиепископу Каннскому и Западно-Европейскому Варнаве . 
«Сочту за огромное счастье принять сию святую икону в дар от вас нашему храму. Морозова люди помнят, да и убили его вот, буквально в пяти минутах ходьбы отсюда. Сделайте только латунную табличку с пояснением на двух языках - русском и французском», - предложил мне Архиепископ Варнава… 
И вот в июле 2005 года к 100-летию со дня смерти Саввы Тимофеевича Морозова список иконы Саввы Стратилата был перевезен в Канны (при содействии и участии вице-президента Российского фонда культуры Т.Шумовой, администрации компании «Аэрофлот» в лице В.Авилова и И.Чунихина, сотрудницы Федерального Агентства по культуре и кинематографии М.Блатовой, оказавших помощь в перевозке более чем тридцатикилограммовой иконы в окладе) и передан Архиепископу Каннскому и Западно-Европейскому Варнаве на вечное хранение в православном храме г.Канны на улице Александра III. Икона обрела свой храм. 
А до этого был февральский вечер 2002 года, когда Московский художественный театр отмечал 140-ю годовщину со дня рождения Саввы Тимофеевича Морозова. 
В фойе гостям дарили книги «Дичь для товарищей по охоте». Еще теплые. Только что из типографии… 
Уютный зал малой сцены был полон людьми, взволнованные лица которых говорили о том, что все происходящее им не безразлично и что память о человеке, без которого не было бы Московского Художественного Театра, все еще жива. 
Я почти не смотрела на экран, где показывали снятый при моем участии документальный фильм "Савва Морозов: смертельная игра", а вглядывалась в лица зрителей - взволнованные, светлые. У многих на глазах были слезы… 
И вдруг вспомнила: «Бог мой, ведь ровно двадцать лет назад, в феврале, да-да, именно в феврале 1982 года я ездила на Рогожское кладбище… «Сколько бы лет ни прошло я расскажу…» 
Зажегся свет. Аплодисменты взорвали тишину. Ведущий, заведующий литературной частью МХТ милейший Николай Шейко поцеловал мне руку и предоставил слово… 
На торжественном вечере не было лишь главного режиссера МХТ… Был занят… 
Поздно вечером мы вышли из театра. Вспомнился один из наших последних разговоров с Олегом Николаевичем Ефремовым: 
" Мы еще поставим в Камергерском памятник... Поставим! Представьте, Наташенька, - скамейка напротив театра, а на ней сидят трое - Морозов, Станиславский и Немирович. Говорят, вроде, о своем, а сами внима-ательно наблюдают за нами..." 
" А вы не боитесь, Олег Николаевич, что им не понравится те, кого они увидят?" 
" Боюсь. Но мы – исправимся, - грустно улыбнулся он. - И непременно станем лучше. Непременно! Иначе и быть не может..." 
«…мануфактур-советник с бритым черепом…» 
«…экзальтированная особа по имени Наталья Вико…» 
«…экстаз самообожания…» 
«…образчик дилетантской манерной женской прозы…» 
«…Название книги, как вы понимаете, родилось именно отсюда. Оказывается, где-то что-то на эту тему написал Горький. Типа: «Я заказал Сене дичь…» 
«…фильм с безыскусным заголовком «Савва Морозов»…» и т.д. 
Это о Савве Морозове, обо мне, книге, документальном фильме с названием «Савва Морозов: смертельная игра» и о себе… - корреспондент(ка) газеты «Новые Известия» в отчете о юбилейном вечере… 
Через несколько дней после выхода книги, приехав на дачу, я открыла окно, чтобы проветрить кабинет. В гостиной зазвонил телефон. Положив книгу о С.Морозове на подоконник, я вышла. А когда вернулась… увидела белого голубя, который, наклонив головку, сидел на книге, будто пытался заглянуть внутрь черными бусинками глаз... 
В течение трех дней голубь то улетал, то снова возвращался на отлив у окна кабинета. И даже позволил себя сфотографировать… 
Скажете мистика? Возможно. Но ведь мистика - всего лишь то, что неподвластно рациональному человеческому разуму… 
А одной тайной в истории, все-таки, стало меньше! Во всяком случае, для меня самой… 

...