Савинов Александр Михайлович, главный научный сотрудник, зав. отделом Музей «Кабинет и квартира В.И. Ленина в Кремле»

ОБ ОДНОМ ИЗ ЭПИЗОДОВ ВНУТРИПАРТИЙНОЙ БОРЬБЫ 1921 г.

Данное сообщение посвящено «делу Мясникова» - эпизоду внутренней жизни Российской Коммунистической партии большевиков летом - осенью 1921 г., когда вследствие принятой Х съездом РКП (б) резолюции «О единстве партии» накал оппозиционной борьбы несколько спал, однако отдельные всплески ее кое-где имели место.

Дискуссия вокруг позиции Г.И. Мясникова была весьма характерна для своего времени. Она отразила настроения значительной части рядовых коммунистов и среднего звена партийного руководства в период перехода от гражданской войны к мирному строительству. Большинству исследователей известна, главным образом, реакция В.И. Ленина на докладную записку Мясникова в ЦК РКП(б) и его статью «Больные вопросы». Суть же самой проблемы находилась вне поля зрения историков: в крупных изданиях по истории большевистской партии «делу Мясникова» уделено лишь несколько строк, дающих однобокую, черно-белую картину[1].

Общеизвестно письмо В.И. Ленина Г.И. Мясникову от 5 августа 1921 г. о «гражданском мире» и «свободе печати»[2]. Для современников Ленина и Мясникова это были вопросы дискуссионные. Историки и пропагандисты периода развитого социализма широко цитировали ленинский тезис о том, что «свобода печати во всем мире, где есть капиталисты, есть свобода покупать газеты, покупать писателей, подкупать и покупать и фабриковать «общественное мнение» в пользу буржуазии»[3], но в их восприятии это был не более чем идеологический прием. Никто не предполагал, что спустя почти столетие эти слова приобретут в России чрезвычайную актуальность.

Кто же такой Мясников и чем он привлек столь пристальное внимание В.И. Ленина? Гавриил Ильич Мясников (1889-1946) - рабочий-слесарь, состоял в большевистской партии с 1906 г. Имел партийные клички «Ганька», «Уральский». За революционную деятельность несколько раз арестовывался, прошел каторгу и ссылку.

В письме Ленину от 6 августа 1921 г. Мясников писал: «Из 11 лет до 1917 года моей партийности я 71/2 лет сижу в тюрьмах и на каторге, где 75 дней (в общей сложности) голодаю в виде протеста. Был нещадно избиваем, подвергался пыткам. Остальные 31/2 года проходят в побегах: я три раза бегу из ссылки с поселения и не так, как тов. Троцкий, который имел возможность отдавать оленей, нет, бегу  "зайцем”, бегу не за границу, а для партийной работы в Россию»[4]. В другом письме Ленину он прозрачно намекал на свою причастность к казни великого князя Михаила Романова[5].

На III и VI съездах Советов Г.И. Мясников присутствовал в качестве делегата от Пермской губернии. В 1920 г. его перевели из Перми на партийную работу в Петроград, откуда в мае следующего года он отправил в ЦК партии свою «Докладную записку», положившую начало его полемики с руководством РКП. В его «Докладной» содержались обвинения городских властей Петрограда в неумелом управлении экономикой города, в отрыве партийной верхушки от массы рядовых коммунистов и беспартийных. «Петроград не такой парадно-красный: фабрики, заводы часто бастовали; там не было коммунистического влияния и не чувствовали своей власти и чувствовали власть по множеству неустройств ее, больно бьющих рабочих, - критиковал он руководство города. - Чувствовали, что власть есть, но чужая и далеко. Чтобы получить что-нибудь от нее, надо «давить»: «не надавишь, не получишь»[6].

Мясников утверждал, что за годы военного коммунизма сформировался «специальный вид коммуниста. Этот коммунист развязен, толков, умеет угодить начальству, что начальство с некоторого времени начинает очень любить»[7]. При этом, его возмущала в партийных администраторах полнейшая «безответственность перед массой партийной и беспартийной, потому что она безмолвна. Она должна или бастовать или молчать. За забастовку-то, пожалуй, никого не арестуют, - все бастуют, а за разговор наверняка или вышлют, или посадят»[8].

В документе Мясников приводит факт, когда Г.Е. Зиновьев при свидетелях пригрозил ему: «Вы перестаньте разговаривать, а то мы вас из партии исключим. Вы или эс-ер или больной человек». Мясников негодует: «Вот тон, который задан питерской организацией. Если вы не согласны с непогрешимым папой, то - анафема.... На этом фоне происходит разложение верхушек, развивается пьянство, сопровождаемое правилом: рука руку моет, кумовство, а в учреждениях без доклада не входи, бестолочь, волокита… Работники назначаются по принципу своих ребят. «Астория», охраняемая пулеметами, делается притчей во языцех - она пьяная»[9].

Заметим, что засилье бюрократизма и произвол беспокоили не только Мясникова. В докладе на Втором Московском губернском съезде Советов Л.Б. Каменев отмечал: «Война и хозяйственная разруха привели к замиранию Советов и развитию бюрократизма. Этому способствовала также потеря связи Советов с массами. Сейчас необходимо Советы возродить и превратить их в живые, связанные с массами органы»[10].

Но Мясников в «Докладной записке» не просто критиковал товарищей по партии, он утверждал, что именно безответственность «верхов» и безмолвие «низов» привели к почти всеобщей забастовке в Питере и к кронштадтским событиям. Гавриил Ильич был уверен, что ликвидация кронштадского мятежа и удовлетворение требований рабочих не способствовали авторитету РКП (б): «Если бы всеобщей забастовки не было, было бы сделано все это для рабочих? Нет. - Усиливает это влияние коммунистов? Нет. - Кто руководил стачкой? - Эс-еры и меньшевики. Понимают ли рабочие, что они стачкой чего-то добились? - Да. Меньшевики и эс-еры усилились от этого? - Конечно, - они же руководили этой «победоносной» борьбой. Настроение "не надавишь, не получишь” усилилось»[11].

«Что делать?» - задавался вопросом Мясников и сам же отвечал: «Нужно оживить работу Советов». Организовывать их он предлагал по производственному принципу. По его мнению, заводоуправления – «командиры фронтов труда» - были озабочены лишь тем, чтобы преодолеть разруху, а положение рабочих их не волновало. Потому руководство предприятий доверием и уважением рабочих не пользовалось. Мясников делал вывод: «Вождем-командиром должен стать Совет рабочих депутатов... Советы управляют - союзы контролируют, вот сущность взаимоотношений между завкомом и Советом, между ВЦСПС и ВСНХ, между ВЦСПС и ВЦИК и СОВНАРКОМОМ» [12].

В известной степени позиция Мясникова была близка позиции «рабочей оппозиции», которую он в то время поддерживал. А суть проблемы заключалась в методах подхода к массе. Причем, под массой Гавриил Ильич понимал не только пролетариат, но и подавляющую часть населения России - крестьянство. Именно крестьянству и «овладению мелкобуржуазной стихией» был посвящен еще один раздел его «Докладной записки».

Основная мысль этой части работы заключалась в следующем: «Трехлетняя борьба между пролетарием и буржуазией была борьбой за обладание крестьянством... Мы победили, потому что сильнее, потому что влияние наше больше. Это влияние надо усилить, укрепить, но надо сразу отдать себе отчет в одном, что оно будет расти не пропорционально количеству и качеству речей наших златоустов, а пропорционально росту производительных сил, пропорционально победе: автокосилке - над косой, молотилке - над цепом, жнейки - над серпом, веялки - над лопатой и т.п., пропорционально победе обобществленного хозяйства над мелкобуржуазным способом производства и собственности»[13].

Третий раздел записки, озаглавленный «Свобода слова и печати», вызвал нарекания в адрес Г.И. Мясникова и со стороны ЦК, и со стороны В.И. Ленина. Для автора «Докладной записки» свобода слова и печати была не самоцелью, а средством для выполнения двух предыдущих задач: создания Советов по предприятиям и организации крестьянства. Работа эта, по его мнению, будет успешной,  если партийные ячейки «в глазах масс не будут комищейками, когда они будут действительно вождями и идейно овладеют массой». Он утверждал: «Надо сделать, чтобы весь мир видел, что мы пропаганды и агитации белогвардейцев всех сортов и оттенков не боимся и умеем с ней бороться... После того, как мы подавили сопротивление эксплуататоров и конституировались, как единственная власть в стране, мы должны, как после подавления Колчака, отменить смертную казнь, провозгласить свободу слова и печати, которую не видел в мире еще никто от монархистов до анархистов включительно»[14].

В заключение записки Мясников замечал, что он и ранее предлагал меры в отношении Советов и крестьянства, но без особой надежды на успех. И он ожидал, что призыв к «гражданскому миру» товарищи по партии встретят с еще большей враждебностью. Однако он убедился, что молчать нельзя: «Если мы не сделаем этого сейчас же, то мы вынуждены будем сделать при других обстоятельствах, и из орудий борьбы с нашими врагами эти меры превратятся в орудия борьбы с нами»[15].

Свою «Докладную записку» Мясников закончил 2 мая. В приписке к документу говорилось: «Я получил отпуск и по окончании его еду в распоряжение ЦК. Питер меня не переварил»[16]. Он отправился в Пермскую губернию, где выступал с тезисами «Докладной записки» в различных парторганизациях, в частности, на родном заводе в Мотовилихе, где был встречен весьма сочувственно. Пытался он сделать доклад и на Пермской губернской партконференции 21 июня 1921 г.

Все это время его «Докладная записка» лежала без движения в ЦК и лишь после того, как возмущенный деятельностью Мясникова Пермский губком обратился с жалобой на него в Центральный Комитет, ею занялось Оргбюро. «Ведь шутка сказать: три месяца докладная записка лежит в ЦК и никто пальцем не шевельнет, никто ... не читали ее, а, что хуже всего, на заседании Оргбюро все сказали, что читали. Это для чего?» - негодовал во втором письме В.И. Ленину Г.И. Мясников[17].

29 июля Оргбюро признало тезисы Мясникова антипартийными и для расследования его деятельности создало комиссию в составе: Н.И. Бухарин, П.А. Залуцкий и А.А. Сольц. А двумя днями раньше Мясников закончил статью под названием «Больные вопросы». Если в первой своей работе он опирался в основном на конкретные факты из жизни Петрограда и его парторганизации, то в новой его статье вопросы ставились в масштабе страны. В статье он вновь повел речь о Советах рабочих депутатов как органах власти на производстве. Причем Мясников прямо предлагал заменить производственное единоначалие коллегиальным органом: «Советы рабочих депутатов... должны сменить наших назначенцев и взять управление хозяйством, управление заводом в свои руки»[18].

Мясников понимал, что рабочая демократия предполагает свободу слова и печати. Он задавался вопросом, можно ли ее осуществить в условиях победы пролетариата над буржуазией? Среди «умеренных» коммунистов бытовала точка зрения, что измученные, изголодавшиеся рабочие могут вступить на гибельный путь, путь свержения Советской власти, а крестьянство может сорганизоваться в контрреволюционную силу. «Вот когда мы подкормим рабочего, кое-что дадим крестьянству, ну тогда увидим, а сейчас и думать нечего», - таков резон «умеренных»[19], - отмечает Мясников. - «Еще один довод: если мы дадим свободу слова, то ведь сразу все, что было до сих пор скрыто от беспартийных масс и врагов Советской власти, станет им известным. Я говорю о забастовках, восстаниях, голоде и т. д.». По мнению Мясникова, такая позиция вредна для будущего РКП (б): «Кто хочет сейчас, чтоб наша партия стала в глазах пролетариата не комищейкой, а комячейкой, кто хочет, чтоб при этих тяжелых условиях, в которых находится наша страна, измученный рабочий шел за нами, кто хочет, чтоб мощь и влияние наше в пролетарских массах и крестьянстве усилилось, тот должен сказать, что кроме свободы слова и печати нет возможности достичь этого»[20].

Полагаем, что статья «Больные вопросы» попала именно к Н.И. Бухарину не случайно. Скорее всего Мясников передал ее не в ЦК или Оргбюро, а напрямую в комиссию, занимавшуюся его делом. Не исключено, что и писал он статью как пояснение к своей «Докладной записке». В пользу этого свидетельствует тот факт, что при ее передаче у Мясникова и Бухарина состоялся разговор на темы, в ней поднятые.

Не кто иной, как Бухарин познакомил с этой статьей В.И. Ленина. В тот же день, а именно 1 августа, Владимир Ильич писал Мясникову: «Только сегодня прочел - и очень бегло - Вашу статью, переданную мне Бухариным. Хотел бы поговорить с Вами. Я надеюсь быть в Москве на днях и найти 1/2 часа для беседы. Начало статьи хорошее. Дельное. А в выводах есть ряд явных неправильностей. Есть, может быть, и недоразумение: Вы, кажись, в статье не договорили того, что договорили Н.И. Бухарину. Какой «свободы печати» хотите Вы? По закону? И для рабочих - эсеров и меков (меньшевиков – А.С.)? Сейчас? В статье неясно. Черкните мне два слова. С ком. приветом Ленин»[21].

Однако по каким-то причинам их встреча не состоялась, хотя все первые дни августа В.И. Ленин провел в Москве, лишь на ночь уезжая в Горки[22]. Судя по всему, за это время Владимир Ильич успел познакомиться и с «Докладной запиской». И 5 августа он пишет Г.И. Мясникову письмо, о чем уведомляет его телефонограммой, в которой просит прислать ответ[23].

Нет необходимости здесь останавливаться на содержании письма В.И. Ленина: оно хорошо известно. Приведу только одну цитату: «Свобода печати поможет силе мировой буржуазии. Это факт. Не очистке коммунистической партии в России от ряда ее слабостей, ошибок, бед, болезней (куча болезней есть, это бесспорно) послужит «свобода печати», ибо этого не хочет мировая буржуазия, - а свобода печати станет оружием в руках этой мировой буржуазии»[24].

В этой связи стоит напомнить, что было время, когда Ленин совершенно иначе относился к этой проблеме. В частности, в 1902 г. в работе «Что делать?» он писал: «Всякий согласится, вероятно, что «широкий демократический принцип» включает в себя два следующих необходимых условия: во-первых, полную гласность и, во-вторых, выборность функций. Без гласности смешно было бы говорить о демократизме, и при том такой гласности, которая не ограничивалась бы членами организации.., но никто не назовет демократической организацией - такую, которая закрыта от всех не членов покровом тайны»[25]. Так время и ситуация изменили взгляд политика на проблему.

Письмо В.И. Ленин направил в редакцию «Правды», но не для печати, а опять же для передачи Н.И. Бухарину как члену комиссии, созданной Оргбюро ЦК по делу Мясникова. На следующий день, т. е. 6 августа, Мясников ответил Ленину коротеньким письмом. Сообщил, что едет в Мотовилиху и оттуда пришлет подробный ответ. Примечательно, что на упрек Ленина в том, что он требует свободы печати для буржуазии, Мясников реагирует весьма остро. Он, в свою очередь, интересуется у Ленина, можно ли ему, пролетарию, члену партии с 15-летним стажем «уделить малую толику» свободы печати, «хотя бы внутри партии»: «Считаю своим долгом пролетария, входящего в партию, все неправильности и основные, и маленькие исправлять внутри партии. Я хочу, чтобы моя статья «Больные вопросы» появилась в партийной печати. Я хочу, чтобы мне не запрещали говорить на партийных собраниях»[26].

Тем временем Мясников, захватив с собой письмо В.И. Ленина, вновь отправился в Пермь, где своими выступлениями опять обеспечил себе сочувственное отношение мотовилихинской парторганизации: ее делегация в составе 31 человека в знак поддержки Мясникова ушла с общегородской партконференции.

Второе, более подробное письмо В.И. Ленину Г.И. Мясников написал после возвращения из Перми, т.е. не ранее 19 августа. В нем он отверг обвинения Ленина в том, что он якобы «оказался в объятиях буржуазии». «Я думаю, - говорится в письме, - что при моей практической выучке, которую я получил в жизни, труднее попасть в объятия буржуазии, чем любому из самых лучших и блестящих мыслителей, в том числе и Вам, не прошедшим этой практической школы непосредственного органического пролетарского чувствования всех больных вопросов»[27].

Далее Мясников перешел в наступление и обвинил Ленина в паникерстве, в преувеличении опасности сил буржуазии для молодой республики. Буржуазия действительно сильна, но сильна «у себя дома, в своем государстве, а у нас не сильнее... Вы замахиваетесь на буржуа, а бьете рабочего. Кто больше всего арестовывается за контрреволюцию теперь везде? Рабочие и крестьяне, это бесспорно».

Мясников полагал, что в отношении рабочих надо действовать не принуждением, а убеждением. И именно с этой целью необходимо ввести закон о свободе печати, «которая при сохранении типографии, бумаги в руках пролетарского государства не может быть основой купли и продажи писателей и проч.»: «Одну из самых больших государственных ежедневных газет придется сделать дискуссионной для всех оттенков общественной мысли. Советская власть будет содержать хулителей своих за свой счет, как делали римские императоры... Закон должен карать за ложь, за клевету, за призыв к неисполнению того или иного закона, но не карать за высказываемые мысли в целях оказания влияния на правительство, прессу, общество и т.п.»[28].

Такая непримиримость Мясникова насторожила Центральный Комитет. Оргбюро по докладу уже новой комиссии (И.В. Сталин, А.А. Сольц, В.М. Михайлов) 22 августа признало тезисы Мясникова несовместимыми с интересами партии и запретило ему выступать с ними на партийных собраниях. Тогда же было решено статью его «после предварительного проредактирования в присутствии тов. Мясникова поместить в дискуссионном листке с ответной статьей»[29].

Однако Мясников этому запрету не внял и в очередной раз отправился в Мотовилиху, где снова получил полную поддержку[30]. Дело его из Оргбюро перешло в Политбюро: трижды (18 и 24 ноября и 1 декабря) на заседаниях этого органа обсуждался вопрос о Г.И.Мясникове. С партийной работы его перевели на хозяйственную - в Главлеском[31]. В конце ноября Мясникову удается издать небольшим тиражом (500 экз.) и «только для членов партии» свою брошюру «Дискуссионный материал», а уже 4 декабря В.И.Ленин получил отправленную из ЦК копию заявления Мясникова с требованием брошюру переиздать. Ленин предложил заявление отклонить[32]. Делом об издании и распространении брошюры Мясникова занялась ВЧК. Результатом расследования стала докладная записка помощника начальника Секретного отдела ВЧК в Центральный Комитет партии. Приведем ее текст полностью: «ЦК РКП тов. Михайлову. Заключение по делу об издании и распространении брошюры т. Мясникова. По распоряжению тов. Уншлихта мною произведено расследование об издании и распространении брошюры тов. Мясникова по предложению ЦК РКП. Мною запрошены: заведующий 35-й типографией гр. Чуканов и арендатор этой типографии гр. Желудков. Из допросов выяснилось, что заказ на брошюру дан тов. Антоновым ночным редактором «Гудка» гр. Желудкову, как спешная работа к партконференции. Гр. Желудков отдал печатать в 35 типографию, заведующему гр. Чуканову. Разрешение на печатание дано Цензором Троицким (оригинал находится в Воен. Цензуре с датой т. Троицкого). Тов. Троицкий выставил лишь условие, что брошюра, весь тираж, будет выдан коммунисту. Желудкову же тов. Антонов заявил, что изданную брошюру получит сам автор т. Мясников, который и заплотит (sic!) совместно с т. Антоновым за печатание ее. Разрешение Губиздата должен был достать т. Мясников (уже после издания брошюры). Брошюра отпечатана в количестве 500 экземпляров. Получена лично тов. Мясниковым, который заплатил за нее 5000000 руб. Из типографии перевезена во 2-й дом Совета, в литера 15, которую занимал тов. Мясников вместе с тов. Смирновым. Из личного опроса тов. Смирнова выяснилось, что т. Мясников раздавал брошюру сам многим тов. Московской организации РКП и приехавшим на партконференцию и съезд Советов. Часть издания увез с собой на Урал. Кому персонально брошюра давалась Мясниковым т. Смирнов не знает, т.к. дома бывал редко. Несколько экземпляров имеется и сейчас в вещах, оставленных т. Мясниковым в литере 15. Тов. Мясников не допрошен, т.к. по командировке ЦК РКП находится на Урале. Полагаю, что поскольку содержание брошюры известно ЦК РКП, предлагаю ЦК РКП привлечь т.т. Мясникова, Антонова и Воен. Цензора т. Троицкого к партсуду. 27/1-22.

                                                                                                                                                                                                                           ПомНачСОВЧК»[33].

5 декабря Ленин познакомился с копией письма Мясникова, адресованного в Питер инженеру Куржнеру, в котором, в частности, говорилось: «Надо все недовольные элементы в партии объединить под одно знамя»[34]. В этом усмотрели попытку создания антипартийной группы. В тот же день Ленин в письме Молотову и членам Политбюро среди других мер предложил «...усилить внимание к агитации Мясникова 2 раза в месяц докладывать о нем и о ней в Политбюро»[35]. Таким образом, фактически за ним была установлена слежка. Наконец 15 февраля 1922 г. третья по счету комиссия (в составе А.А. Сольца, В.М. Михайлова и В.М. Молотова), рассмотрев еще раз деятельность Г.И. Мясникова с мая 1921 г., пришла к выводу, что тот «порвал совершенно с партией» и использует пребывание в партии лишь для борьбы с ней и ее решениями, пытаясь организовать в ней группировку. Исходя из вышеуказанного, комиссия предложила Мясникова из партии исключить. Политбюро ЦК РКП(б) 20 февраля 1922 г. утвердило постановление комиссии, внеся в него поправку, разрешавшую Мясникову через год снова вступить в РКП. Однако правом этим он не воспользовался. В 1923 г. им была создана антипартийная «Рабочая Группа», а позже Мясников эмигрировал из СССР.

Так, закончилась дискуссия о «гражданском мире». Руководство РКП(б) в тяжелых послевоенных условиях не нашло в себе сил прямо и открыто заявить о собственных просчетах в руководстве страной, а его оппоненты, не видя других возможностей отстаивать свою точку зрения, скатывались на антипартийные позиции. В дальнейшем          практика умолчания, принятия закулисных решений приобрела в партии еще больший размах и во многом способствовала осуществлению репрессий 1930-х гг.