В.И. Будько

Как мы писали книгу

Записки дизайнера

Писать о книге «Россия. Неизвестный бильярд» мне все равно придется. Так я думал всегда…

В один из летних выходных 2010 г. меня пригласили на виллу Морозовых в Горки, где имелись бильярдные столы и выставка по истории этой игры. Речь должна была идти о создании макета книги по бильярду. Не касаясь кия, я сразу уселся за праздничный стол, где и познакомился с одним из авторов проекта, Николаем Васильевичем Ратозий. Это был немолодой историк, человек благообразного вида. Он продемонстрировал нам с С. подборку текстов и материалов по означенной теме. Не предполагая, что из этого будет проистекать впоследствии, я дал согласие на свое сотрудничество.[1]

Прошло немало времени, и дело фактически забылось, когда в один из дней 2011 г. меня вызвали к заму по научной работе и предложили приступить к конкретной работе с автором.

Прежде, чем была положена в проект первая фотография, текст прошел предварительную обработку. Дело в том, что мы с В.А. Офицеровым, взявшимся за редакционную часть, имели пред собой сырые статьи-главки о бильярде и вал фотографий, в сути которых мне предстояло разобраться. Для начала надо было хотя бы приблизительно вникнуть в текст, который вырисовывался смутно.

Текст в Ворде поступал неравномерно, по главкам, и впоследствии многократно перерабатывался большими и малыми кусками. От того у меня плыл окончательный набор, а иллюстрации приходилось каждый день перетаскивать десятками, а впоследствии – сотнями. Окончательная корректировка текста проводилась на всех этапах работы, и даже уже в самой типографии, куда я ездил с большой неохотой. Разнесчастная эта Щербинка, где стояла старая типография советского еще времени, пугала меня своей удаленностью. Часто меня возили туда с моим компом, но иногда я добирался до нее своим ходом, – на маршрутке, метро и автобусе, ок. 1,5 часа в одну сторону. – Расстояния в Москве, как известно, ужасные.

Обычно мы заседали с Н.В. в моем кабинете, из которого предусмотрительно ретировался коллега А., дабы не мешать творческому процессу, который иногда становился похож на спор. Корректировать принципиальные вещи и устоявшуюся концепцию мне, естественно, не хотелось, да и не мое это было дело. Лишь пару-раз я сделал принципиальные правки текста, помнится, в том месте, где упоминались мои кумиры – Ван Гог и Гоген. – И это все.

Изначально формат издания был иной. Когда мы сделали первую прикидку фотографий и вставили имеющийся текст, вышестоящие инстанции в Московской федерации бильярдного спорта высказали мнение, что размер книги надо увеличить до формата А4, что и было исполнено согласно пожеланиям заказчика. В новом формате книга начинала походить на художественное издание, а потому требовала иного творческого подхода. Я сразу задался целью делать не книгу, а альбом, который рождал бы у читателя жесткий позитив. Для этого ввел в повествование цвет, который оказывает психологическое воздействие на человека. Листы так или иначе окрашивались целиком и вполовину в серые, синие, красные и охристые тона, два из которых были фактически открытыми. В дополнение к ним дал мощный зеленый цвет обложки, специально усложнив визуализацию объекта. В обложке использовалась сложная и простая фактура, рамки, декоративные шрифты и цветные фотографии. Изображения авторов пришлось подгонять по объему и цвету, поскольку стилистика съемки у них была совершенно различна. Кроме того на них пришлось произвести необходимую ретушь. В конце работы на обороте обложки появилась эмблема федерации, которую мне пришлось переработать, т.к. удовлетворительного варианта ее нигде не было. На лицевой стороне водворили с общего согласия г. Пушкина с кием, Это картина одного известного художника, который кому только мог, тому кий и пририсовывал. На вип-экземплярах Пушкина должны были делать на алюминиевых плашках, под лак. Кроме того, обложку обещались сделать зеленой кожей с тиснением текста. Тут я от дизайна был в стороне, и когда глянул итог экземпляра в коже, увидел, что его сделал дилетант. Исполнители обещали, однако, кожаную обложку изменить.

ГИМЗ "Горки Ленинские".

В кабинете дизайнера.

Н.В. Ратозий, В.И. Будько.

У меня пока еще нет намерения растить бороду, в работе присутствует рудиментарный оптимизм. 

28.04.2011.

Первоначально проект включал в себя массивный иллюстратив по западной Европе, куда я включил ряд французских королей и малость английских. Завершалось повествование изображением наследника британского престола за бильярдным столом, который здравствует на берегах туманной Темзы. Венчал все – образ императора всех французов – Наполеона, который так неудачно закончил свою карьеру в России. Впоследствии, не спрашивая никого, я тот королевский синклит безболезненно убрал, отчего книга только выиграла. И люди, смотревшие контрольные отпечатки в Государственной Думе, согласились с нашим мнением, что мы делаем книгу по русскому бильярду, и что французские короли, а тем более – англосаксы – тут ни при чем. Из всех заморских венценосных особ остались лишь избранные. Пришлось убрать и симпатичные коллажи, сделанные по материалам английских и американских бильярдных сайтов. Так же ушли излишние материалы из главы «Бильярд в искусстве», где первоначально было представлено много западноевропейских картин и гравюр, которые перенасыщали книгу.

Название книги устоялось не сразу. Я считал, что это изначально – национальный брэндовый проект, а потому в нем должно присутствовать название нашей страны. Так родилось имя книги – «Россия. Неизвестный бильярд», которое, кстати, именно в этом виде и получило оценку Кремля. 

Мало-помалу имевшийся иллюстративный блок приобретал характер эталона. Фотографии и репродукции находили свои места, часто не те, которые предполагал концептуалист Ратозий. В практике создания книги есть простое правило, – располагать иллюстрацию на верху страницы, Николай же Васильевич норовил картинку и подпись к ней привязать к конкретной цитате, что порой сделать было невозможно. Во избежание эксцессов приходилось наскоро делать то, что предполагал он, а дома наскоро же переделывать так, как оно должно быть. – Канон для меня оставался незыблем. Потому и шрифт я взял самый простой, - «Таймс», дабы не смущать зрителя гарнитурой «Модерн», «Италик» и т.п. чепухой. По-моему, книга-альбом должна читаться привычно, как типовой документ, а потому, необходимые буквицы не стал излишне стилизовать и загонять размер и цвет их по самое никуда. При этом спонсоры неоднократно высказывали мнение, что кегль шрифта, якобы, надо изменить в сторону увеличения, с 12 ед. на 14. И это все – при готовом практически наборе. – Я не пошел на поводу у них, и оставил все, как есть, – стандарт.

По итогам работы только книжный блок набрал 513 иллюстраций, многие из которых имеют происхождение из сети. Не имело смысла использовать авторские репродукции с растром, когда в паутине те же самые вещи имеются без технического брака. Наскоро пробежав текст, я вставлял визуальный материал, как мне заблагорассудится, обычно больше, чем предполагал автор. Концептуалист после просмотра убирал излишки и готовил предложения по недостающим картинкам. В хорошем случае мы делали в день ок. 4-х страниц. Больше физически было невозможно.  Регулярно с утра проводили сверку прочитанного. Это занимало до полудня. Рабочий день продолжался до 19.00 - 20.00 час., а потом мы работали порознь. При этом я регулярно занимался переноской ноутбука с работы домой и обратно. Ежедневно. После 3-х совместных дней работы, мы брали тайм-аут, 3 дня работы порознь. Если автор по состоянию здоровья решал не встречаться, мои "выходные" удлинялись. Я был несказанно рад передохтуть, расслабиться.

Авторы предоставили для работы большое количество принтованых картинок, зачастую низкого качества. Всех их пришлось сканировать и многие вытягивать в Фотошопе. Огромная часть фотографий и репродукций имела к тому же растр, который с помощью разнообразных ухищрений пришлось убирать. Знакомясь с материалом, я наскоро искал в сети аналоги, поскольку мои коллеги, печатавшие картинки до меня, делали то же. Беда состояла в том, что для струйной печати картинки менее 300 единиц были пригодны, а для офсета их надо было обрабатывать. Правдами и неправдами, в нарушение технологий, я убирал имевшиеся дефекты, видоизменял изображения с помощью настроек и фильтров, – делал все, что было возможно. Распечатка на струйнике давала отменный результат, но я совершенно не знал, как материал будет вести себя на большой машине, которую в Щербинке запускать на пробы никто не собирался.

У Николая Васильевича за годы собирания материала образовались папки с иллюстрациями и вырезками. Там были и тексты. Чтобы сходу разобраться в месиве информации,  для начала надо было быть Цезарем. Мне лавры Цезаря были никчему, а потому тот массив я штудировал неохотно, кусками, когда уже часть или даже вся работа казалась была сделанной. Концептуалист постоянно сетовал, что я не читаю текст, которого изначально в связном виде не было. 

Право, зачем мне изучать проблему в момент верстки? Если надо будет подключиться впоследствии, это можно сделать на досуге, не в момент работы. Когда текст принес редактор, мы его сразу поставили в набор, и началась круговерть, разобраться в которой со стороны было сложно. Сотрудники пол-года шарахались моего кабинета и не мешали углубляться в дебри бильярда. В выходные мы просиживали на службе, а люди в то время загорали на море и окучивали картошку.

Мой струйник часто артачился. Надо сказать, что раз мне его пришлось ок. 3-х недель промывать с помощью специальных средств. – Прибор забился по непонятным причинам. Очевидно, чернила попались некачественные. Промывкой занимались мои друзья по работе.

Во всемирной паутине, в отечественной ее части, удалось найти несколько не использовавшихся раньше раритетов, напр, фотографию дворового бильярда и две фотографии бильярда в армии (Кольский полуостров и Аляска). Были и др. находки, удачно дополнившие повествование. Материалы, безжалостно изгнанные со страниц книги, остались лишь в моем собрании. Наличие вновь найденной фотографии определял я, часто на пользу, а иногда в ущерб тексту. Николай Васильевич в этом случае поправлял меня, и приходилось опять оперировать с набором. В итоге издание в иллюстративном плане разрослось min в 2 раза, против предполагавшегося изначально. Вначале предполагалась к печати совсем скромная книга. Конечный вид ее представлял, безусловно, только дизайнер. Умение абстрактно мыслить образами визуализации дано не каждому.

Кое-что из сегодняшних фотографий предоставили, а впоследствии и дослали из федерации. Их тоже было много. В конце работы оказалось, что в бильярдном мире произошли некоторые перестановки, а потому, следовало сделать перестановки в нашей книге.

По моей идее в книге появились иллюстративные блоки, которые вместе с подписями составляют функциональное единство. Их от случая к случаю приходилось перетаскивать целиком. Единственное неудобство при этом было, когда левый блок становился правым, а правый – левым. Тогда приходилось блоки разбивать, и придавать им зеркальную позицию. Сдвоенные иллюстративные блоки несли повышенную эмоциональную нагрузку, – ударный цветовой акцент. Когда развороты следовали один за другим, это значительно украшало издание. Блоки требовали исчерпывающий комментарий, который во многом лежал на мне. В том деле подчас приходилось осаживать автора. Когда я не знал фактологию, ее, естественно, давал Н.В. Ратозий. Комментирование фотографий, очень ответственная операция, двигалось довольно неспешно. Надо было во всем издании держать единообразие, забота о котором лежала опять же на авторе этих строк. Редактура к подписям практически не подступала, поскольку хватало работы с основным текстом. На мне была корректура, сведение к единой форме разрозненных ВОРДов, и даже стандартизация тире и дефисов, которые приходили как попало. В наборе существовало, несколько написаний аббревиатуры  и названия столицы империи – СПБ – С.-Петербург. Заменить автоматом ее было нельзя Вручную пришлось выправлять ФИО, которую в подготовленном варианте напечатали слитно. Подобных грехов была масса.

Если сказать, что с Николаем Васильевичем мы работали просто, то значит, ничего не сказать. Обычный рабочий цикл наш состоял из трех дней. Первый день мы работали в заданном темпе, в конце второго – начинали вздорить, а третий день в основном заканчивался руганью. Я брал домой компьютер или переписывал книгу на носитель, и правил наскоро при свете луны, так что наутро у меня был всегда новый вариант, который никто никогда не видел. С утра Н.В. приносил свою читку. Я сопоставлял ее со своими наработками, о которых коллегу предупреждать было некогда. Правки текста иногда занимали по пол-дня.

Автор регулярно требовал вставить или убрать те или иные фотографии. С технической точки зрения, это была только предварительная вставка, т.к. корректировать фото по качеству в момент работы с автором было некогда. Окончательную корректировку фото пришлось делать по окончании работы с текстом, опять же – наспех. Тут тоже некоторые иллюстрации были заменены, т.к. не подходили по разрешению.

В конце рабочего дня приходилось печатать десятки вновь наработанных листов, которые концептуалист и редактор вычитывали с переменным успехом. Василич обычно доходил до сотой страницы, и дальше ему становилось плохо. В редактуре листы мариновались днями-неделями, в то время как мне, нужна была мгновенная правка, к которой никто не был готов. – Голова шла кругом, но брать на себя текстовую часть я не хотел. Хватало запарки с перетаскиванием текста, тем более, что Ратозий удумал однажды главы поменять местами. Это было ужасно. – Мгновенно в «Индизайне» потерялись все связи. Возникли другие технические проблемы, о которых никто и не подозревал. Однажды, напр., огромный файл в несколько гигабайт повредился и долго не мог восстановиться. Работа фактически была прервана. Редактор и концептуалист, который держал идею в голове, взяли отпуска, а я остался со своими баранами. – Главной задачей моей – было вытащить из автора проклятую книгу, на которую, по правде сказать, смотреть всем уже было тошно.

После ругани, по прошествии пары дней, а то и недели, мы с Н.В. садились опять за свое, а вечером шли пить пиво. Это у нас так называлось. – Я-то пил пиво, а он – таблетки. Возле музея тогда стоял крытый павильон «Балтика», в котором никогда никого не было. Василич заказывал мне пару-другую янтарного пойла, которое по моим расчетам стоило недешево. Иногда он покупал мне спиртное, которое я нес в домашний холодильник и смаковал при случае.

Когда он носил проект на показ к Коржакову, тот передал мне привет, и наказал Н.В. купить для дизайнера коньяк, что и было исполнено. Охранник Ельцина передал мне свою книгу с дарственной надписью, которая заняла достойное место в моей коллекции.

Беседа в неформальной обстановке вела к доверительным отношениям, которые необходимы при большом проекте. Книга «Россия. Неизвестный бильярд» таким проектом как раз и являлась. Все понимали это, роптали, а мы продолжали трудиться. При этом был четкий срок, поставленный федерацией и типографией, которая желала скорее взяться за напечатание «бильярда».

В Щербинке, куда мы приехали достаточно поздно, выставили условия, инициатором которых был местный дизайнер. Он не брал на себя доводку, хотя я ему посулил деньги. – В итоге, пришлось мне кататься в сей город по многу раз, работать в чужом кабинете под присмотром этого мэтра. Облегчение наступило тогда, когда мы смогли вывести ПДФ-файлы для печати сигнальных экземпляров. Они делались в специализированной типографии, которая располагалась на другом конце Москвы. Я созванивался с представителями ее и корректировал процесс по телефону.

В спешке первый вариант вышел с орфографической ошибкой на корешке. – Так я спешил, и меня торопили. Впоследствии ошибку исправили, а уже в типографии обложку опять пришлось переверстывать из-за изменения параметров толщины книги. 

Финансирование вела Московская федерация, которую в книге представлял Е.Б. Иванов, соавтор Н.В. Ратозий. Он приезжал в Щербинку, где был заключен необходимый договор. Договор мы спрыснули по русскому обычаю какой-то паленой водкой. Пить ее в директорском кабинете не хотелось. Впоследствии я нашел себе брата по разуму, местного корректора, который трудился в печатне 50 лет. С ним мы как раз и занялись русским национальным спортом, пока я не угодил в больницу по причине расстройства сердца.

При изучении второго сигнального экземпляра случился казус. – Фотография президента России Б.Н. Ельцина, оказалось отпечатана в зеркальном отображении. Это сулило серьезные неприятности со стороны Кремля. Дефект был устранен. Другие президенты при этом все оказались в норме. Повод для беспокойства в этом плане всегда был, поскольку в книге размещены изображения первых лиц государства, действующих на сегодняшний момент.

Когда я по случаю оказался на Литераторских мостках Волкова кладбища в С.-Петербурге, то вдруг обнаружил могилу писателя А.И. Лемана, одного из фигурантов повествования. Сняв ее на фотоаппарат, я предложил изображение поместить в книгу, что было исполнено с согласия старших товарищей. Мне представляется, что могилу в Питере неплохо бы обиходить: восстановить крест, позолотить буквы, сделать оградку. Это вполне по силам местным энтузиастам бильярдной игры.

В Щербинской типографии.

Первые отпечатанные листы сложены в стопки по 7 тыс. оттисков.

Печатная машина имеет 4 кнопки регулировки цвета.

Как принтер.

При начале работы я сильно переживал за проект, а потому малость забросил свой внешний облик. – У меня, как и у Фиделя росла борода. Я дал обет: пока книга не увидит свет, бороду не сбривать. Сегодня книга уже вышла к народу и приобрела первых владельцев. По получении мной авторских экземпляров я могу безболезненно бороду сбрить, что и сделаю, очевидно, вскоре.

Работа с координатором проекта Н.В. Ратозий заняла более полугода. Трудились весной, летом и осенью. В итоге я не ходил в летний отпуск, и съездил на родину единственно по личным причинам, когда мне это было нужно по скорбным делам. 23.11.2011 я посетил в последний раз типографию, а 26.11.2011 попал уже с инфарктом в больницу. – Бог распорядился таким образом, что мои услуги производству стали не нужны. Все было сделано и дело закрутилось независимо от меня. Люди в типографии даже не знали, что я свалился. Одновременно свалился Н.В. Ратозий. – Его здоровье постоянно давало сбои. 

Victoria!

 В руках у меня обложка многострадального издания.

23.11.2011.

На службе у меня, в заповеднике «Горки» стоит бильярд, играть в который, к сожалению, меня никто не сподобил. Там имеется выставка «Бильярд в усадьбе». Она расположена в Южном флигеле, где при З.Г. Морозовой-Рейнбот была, очевидно, столовая. Бильярд в Горках до 1917 г. располагался в главном усадебном доме, в большой комнате первого этажа, которая смотрит на парадный двор.

Когда-то в 1970-х гг. играть в бильярд приходилось при нахождении в пионерском лагере, где я работал художником-оформителем, в группе художников еще Сланцевского городского торга. За месяц работы в лагере я научился ловко катать шары. Со временем это умение забылось, о чем я весьма сожалею.

Мы сделали это!

Первые экземпляры книги в руках авторов.

На фоне карты России с Е.Б. Ивановым, Президентом Московской Конфедерации бильярдного спорта.

Москва. ОАО СК "Олимпийский". 26.01.2012.

Работа над книгой познакомила меня с кругом исторических проблем, которые существуют в деле освещения этой игры. Ели бы были стоящие предложения, я бы занялся историей бильярда, поскольку люблю копаться в ведомстве Клио, – музы истории.

Кстати, вес книги, как мне сказали в производственном отделе Щербинской типографии, составил ок. 20 т. Как ее собираются возить, не знаю.

Занимаясь проектом, я, кстати, узнал, что у меня есть сердце. По ходу эскулапы установили и другие болячки, ведь я 30 лет не был в больнице. Это наша семейная традиция, – безоглядно трудиться, не думая о последствиях.

Мо-Го. 8.02.2012.