Дичь для товарищей по охоте

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА К ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ 

- Темой вашей диссертации, Натали, будет... - мой научный руководитель, проректор по науке Московского государственного историко-архивного института, харизматичный профессор Николай Петрович Ерошкин почему-то задумчиво обвел взглядом висевшие на стенах кабинета портреты классиков марксизма-ленинизма… 
Стараясь скрыть волнение, выбор научного пути, как минимум, на ближайшие три года – дело нешуточное, я посмотрела вслед за ним, но, натолкнувшись на безразличный ко всему, кроме экономической теории коммунизма, взгляд Карла Маркса, отвела глаза. 
-Давайте-ка возьмем Московское городское самоуправление, - продолжил профессор, хитро улыбнувшись сначала Марксу, а потом мне. - Знаете ли, Москва купеческая... Такая тема! Вы же у нас дореволюционник. Вот вам и карты в руки. Три года аспирантуры... – по его лицу скользнула улыбка. - Вы еще будете вспоминать это время, как самое счастливое... 
«Что ж, - усмехнулась я, уже выходя из кабинета, - Карл Маркс подсказал неплохой выбор». 
- Кстати, Натали, - услышала я вслед и обернулась, - среди гласных Городской Думы был один человек... Хотел бы, чтобы вы с ним познакомились поближе. Кажется мне, из вашей встречи может получиться отличный… роман... 
Важно поправив очки с простыми стеклами – необходимый атрибут аспирантки в двадцать один год - я попыталась уточнить фамилию будущего героя своего романа. 
- А вот этого я вам не скажу, - расплылся в улыбке Николай Петрович. – История, голубушка, - штука тонкая. Надо, чтобы он сам вас заметил. Только тогда и сложится... 
Три последующих, и вправду, счастливых года я прожила в Москве начала двадцатого века, куда была перенесена машиной времени под названием историческое исследование. 
Исторические источники и литература… За этими словами скрывались не только сухие отчеты и протоколы заседаний Думы, газетные статьи и мемуары, но письма и дневники, с пожелтевших страниц которых выплескивались чувства, мысли, переживания и страсти, бушевавшие в сердцах людей, имена которых мы помним до сих пор: А. Бахрушин, С. Мамонтов, В. Пржевальский, Н. Гучков, С. Морозов, В.Голицын. Изучая их непростые судьбы, я всякий раз буквально спотыкалась о нестыковки и разночтения, связанные с жизнью одного из них - Саввы Тимофеевича Морозова, который с хитрым прищуром смотрел на меня с фотографии. 
Через три года диссертация была защищена, но тема Саввы Морозова не отпускала. Осталось много вопросов, ответы на которые тогда так и не были найдены. Они касались не только самого С.Морозова, но и многих окружавших его людей. 
Например, как могла мать Саввы - Мария Федоровна, давшая прекрасное образование детям, по утверждению одного из советских писателей, не интересоваться печатным словом, не посещать театры и музеи, не пользоваться электричеством, из боязни простуды не мыться, предпочитая обтираться одеколоном? А как же найденные в архиве фотографии погруженной в чтение Марии Федоровны и электрический светильник рядом? И как же письмо гувернера младших Морозовых, в котором тот упоминает, что во время поездки в Берлин Мария Федоровна настояла на посещении Дрездена, чтобы показать детям знаменитую галерею? Да и сам Савва Морозов рассказывал Исааку Левитану, кстати, несколько лет с разрешения Марии Федоровны прожившему во флигеле ее дома, что именно она привила детям любовь к прекрасному, регулярно посещая с ними Императорский Большой и Малый театры и симфонические концерты в Москве и Петербурге. Возможно, именно тогда в душе Саввы поселилась любовь к театру, благодаря которой Россия имеет ныне жемчужину культуры - Московский художественный театр. 

Помню теплый майский день, когда у входа в Историко-архивный институт ждала... Савву Тимофеевича Морозова. Нет, не того Савву, а его внука – писателя, автора книги "Дед умер молодым". О встрече, по моей просьбе, договорился Николай Петрович Ерошкин. Уже около тридцати минут я стояла у входа в институт на Никольской улице, с волнением вглядываясь в лица проходящих мужчин и пытаясь угадать, кто из них внук Саввы. Наконец, увидела ... Широкое лицо с узкими губами, жесткий взгляд удлиненных глаз... Похож… Я смотрела и чувствовала, как негодование, охватившее меня после чтения некоторых страниц его книги, уходит, и на его место приходит радость от присутствия рядом ЕГО внука. 

...